— Каково это — играть двух важнейших персонажей и не присутствовать на экране? Было в этом что-то освобождающее?

— Да, вы точно определили! Именно освобождающее. А то все спрашивают: «На фига ты согласился, тебя же никто не увидит?» Но если бы вы знали, как это здорово — motion capture. Словами не описать. Столько свободы, столько возможностей экспериментировать над собой. Многие привычные ограничения снимаются. А потом — хлоп! — я смотрю на экран и узнаю свои черты и мимику в морде дракона. Не так, как Энди Серкис, который действительно запросто узнается в Голлуме, но все-таки я вижу себя. Потрясающе!

— Вы что, правда узнаете свои черты в драконе Смауге?
— Честное слово. У меня, кроме записи голоса, было две сессии motion capture. В первой работа шла только над телом, а во второй техники ловили мою мимику. И я ее узнаю. Я поделился этим со съемочной группой, но их это не удивило. Они понимают, что создать кого-то на компьютере очень трудно, почти невозможно: актер должен поделиться с виртуальным созданием своей харизмой, своей личностью. Я был счастлив это сделать. Ведь я дал Смаугу его характер. Согласитесь, в книге Толкина он не просто говорящий дракон — а личность, весьма яркая, ни на кого не похожая. Я помнил об этом с детства. И уже тогда подумывал об этой роли. 

— Каким образом?
— Мой папа тоже актер — и непревзойденный мастер озвучивания. В детстве он читал мне «Хоббита», и это осталось одним из самых ярких воспоминаний. Особенно мне нравилось, как смешно он читает за Голлума и каким страшным у него получается дракон Смауг. Не исключаю, что именно это определило мое стремление стать профессиональным актером — как и любовь к английской литературе, которая началась именно с «Хоббита». Когда я проходил пробы у Питера Джексона, постоянно вспоминал об этом. 

— То есть для вас это — не проходная работа?
— Конечно. Готовясь к роли, я ходил в зоопарк и часами наблюдал за движениями рептилий, старался представить то, как они живут и чувствуют. Не знаю, правда, помогло ли это в конечном счете. Но процесс работы над фильмом был настоящим наслаждением. Не так уж это долго длилось, но кайф — непередаваемый. 

— Вы готовились практически по Станиславскому, а главный диалог — с Бильбо Бэггинсом, которого играл ваш друг и партнер по сериалу «Шерлок» Мартин Фримен, — записывали в одиночку! Ведь вы с ним на съемочной площадке так и не встретились?
— Ну, нашелся другой человек, который читал текст Мартина, так что это был все-таки диалог. Нелегко, конечно, но Мартину было труднее. Ему надо было играть с воображаемым драконом — не только произносить реплики, но и смотреть в пустоту, где потом, усилиями компьютерщиков, должен был нарисоваться Смауг. А я мог смотреть в любую сторону — motion capture дает свободу движений и действий. Все остальное — воображение. Которое, кстати, в любом случае необходимо актеру, в каком бы жанре тот ни выступал. Разумеется, я был бы рад, если бы на площадке присутствовал Мартин. Мы привыкли играть вместе, было бы классно встретиться и в «Хоббите». Я вообще обожаю Мартина и уважаю его, но человеческая реальность была на этих съемках чем-то лишним. Все, что нам пришлось вообразить, было настолько нечеловеческим, гигантским и фантастическим, что наличие живого актера в студии могло бы нарушить это ощущение.

— Вы в последние годы играете злодея за злодеем. Хан в «Стартреке», Некромант и Смауг в «Хоббите», даже рабовладелец в фильме «12 лет рабства» и Джулиан Ассанж в «Пятой власти». Неужели случайность?

— А давайте уж называть вещи своими именами. Все спрашивают: «Некромант? Это кто такой?» На самом-то деле, думаю, многие догадались: я играю Саурона. И это по-настоящему круто! Я недавно пересматривал «Властелина колец» и все время думал, что вот это страшное воплощение зла — я. Приятная мысль, не скрою. Не секрет, что у злодеев лучшие реплики и лучшие сцены. Хотя моя актерская задача — не замыкаться в заданных амплуа. Вот мой герой в картине «12 лет рабства»: согласитесь, он же лучший из худших!

— Но все равно негодяй.
— Да, но он искренне считает себя хорошим человеком, старается вести себя с рабами гуманно. Разумеется, при этом он настоящий моральный урод: читает Библию, а сам забывает, что Бог создал людей равными. Но мне особенно нравится в этом фильме, что режиссер Стив Маккуин способен разглядеть разностороннюю личность даже в таком омерзительном субъекте, как персонаж Майкла Фассбендера. Пусть в его глазах чернокожие рабы — животные, но в одно из таких животных он влюблен, и это его мучает. В общем, я очень высоко ценю работу в этом фильме. Ненавижу видеть мир черно-белым: скажем, Хан из «Стартрека» мне тоже интересен и по-своему близок. У него есть цель в жизни, ради ее достижения он готов пожертвовать многим, в том числе — собой. Это вызывает по меньшей мере уважение, а может, даже и симпатию. К слову, и «Хоббит» мне близок тем, что даже главный положительный герой — Бильбо — далеко не святой. Его пристрастие к кольцу — настоящая зависимость. А гномы? По большому счету, они отличаются от Смауга только тем, что он отобрал у них сокровища, а так в смысле алчности они дракону могут дать фору. Мир так устроен: сложно. Не бывает положительных или отрицательных персонажей.

— Поэтому вам удалось так органично сыграть в спектакле Дэнни Бойла «Франкенштейн» две противоположные роли — доктора Виктора Франкенштейна и его Чудовище?
— Именно. Эта неоднозначность была для меня самым привлекательным и сложным в работе над постановкой. Я проходил пробы у Питера Джексона до премьеры «Франкенштейна», но получил роль уже после нее. Думаю, моя работа на сцене помогла, хотя Питеру, разумеется, виднее. Я имею в виду, что двойственность заложена в характере страдающего, уязвимого, но при этом довольно страшного Монстра — и это же можно почувствовать в драконе Смауге.

— Как вообще проходило прослушивание? Вас не сразу взяли?
— Я послал Питеру Джексону запись. Мы не говорили о том, какую роль я буду играть. Я искренне надеялся и мечтал, что это будет дракон, но не решался об этом попросить. А когда отважился, уже при личной встрече, у него в глазах увидел облегчение: он тоже хотел меня именно на эту роль! Просто еще не знал, буду ли я играть или только озвучивать Смауга. А в итоге сделал и то и другое. До сих пор не верю в свою удачу.

— Как вы готовитесь к ролям выдуманных существ и к ролям реальных людей — Стивена Хокинга или Джулиана Ассанжа?

— Абсолютно по-разному. Я был поражен, когда Ассанж, которому фильм не понравился, говорил о моем с ним сходстве. Приглядитесь: ничего общего! Скорее уж Питер Сарсгаард чем-то напоминает Ассанжа, чем я. Я по-другому двигаюсь и говорю, черты лица у меня тоже непохожие. В таких случаях речь идет о внешнем преображении, которое — я верю в это — преображает и дух, и характер. По меньшей мере на некоторое время. А в случае выдуманных персонажей я позволяю себе самые безответственные фантазии.

— Шерлок для вас — человек, который мог бы существовать в реальности? Или это миф?

— Шерлок реален. Во всяком случае, реалистичен. Именно это делает его героем. Он не супермен и не волшебник, и в этом его сила. Как персонажа, я имею в виду. Он отличается от остальных и страдает от этого: он — блестящий ум, но этот блеск дается ужасной ценой. Шерлок уязвим и небезупречен, иначе он не был бы настолько привлекательным.

— Вообще странно: Холмс в исполнении Роберта Дауни-младшего — настоящий мачо, и понятно, за что его любят женщины. А ваш персонаж — будем честны — фрик, но его любят еще сильнее. Почему?

— Шерлок обладает такой целеустремленностью, что каждый чувствует себя спокойнее, если знает, что этот безумец — на его стороне. Любовь к Шерлоку — как любовь к игре с огнем. Поэтому она неистребима. Я часто с этим сталкиваюсь: меня даже просят на интервью «сказать что-нибудь как Шерлок». Ребята, вы чего? С ума сошли? Я — не он, я и не смог бы стать таким, как бы ни старался. Слава Богу, я другой. Но именно это помогает мне понять природу его привлекательности. Люди… как бы сказать? Они верят в Шерлока, вот правильное слово! А еще жалеют его: он такой одинокий, сломленный, в глубине души несчастный. Вроде бы. Ха, встретили бы они его в реальной жизни! Шерлок одержимый, он собственник, он способен разрушить каждого, кто его полюбит, тот и опомниться не успеет. При этом он, конечно, очаровашка и харизматик, не попасть под его обаяние невозможно.

— Как вы справляетесь с его популярностью?

— Сразу после съемок меняю прическу. И стараюсь одеваться как-нибудь иначе, чем он. Слава Шерлока — тяжелый крест, но мое терпение еще не кончилось. Надолго ли меня хватит, другой вопрос. Но знаете что? Я это предвидел. Уже прочитав сценарий, я сказал себе, что этого персонажа ждет большая слава. Фильм мог оказаться хорошим или плохим, это другой вопрос, а вот сам Шерлок был обречен на успех. Именно поэтому я чувствовал, что необходимо кем-то его уравновесить. Кем-то более нормальным. Меня уже утвердили, а Мартин Фримен только проходил пробы, и я буквально умолял продюсеров взять его: с ним я чувствовал себя спокойнее. Не говоря о том, как многому я у Мартина научился. С тех пор стараюсь не задаваться, играть как можно более разных персонажей и не приклеиваться ни к одному из них. Зрители, правда, все равно ухитряются найти параллели между Джулианом Ассанжем и Ханом, и это ставит меня в тупик: я всего лишь сыграл обоих, больше у них нет ничего общего. В каждом из нас заложен потенциал для того, чтобы быть в один момент пятилетним ребенком, а час спустя — восьмидесятилетним стариком. И я пытаюсь по мере сил этот потенциал раскрыть.

Источник