О! страшных песен сих не пой! Про древний хаос, про родимый
Начну с главного: фильм гениален, Кроненберг абсолютно в теме современной эстетической проблематики. Ему удалось главное: он уловил и адекватно передал не просто ощущение современности, но и ее главный нерв.
Сложность анализа такого текста, как Космополис, в его постмодернистской природе. Если абстрагироваться от тонкостей, то это искусство, которое пребывает в когнитивном диссонансе с собственной традиционной природой — оно пытается эстетизировать то, что противится этому, т. к. лишено целостности, поэтому понимать его не следует, его следует чувствовать, отпуская на волю все свои скрытые подсознательные движения, инстинкты, комплексы и страхи. Это искусство перформанса, это текст-процесс, смысл которого неотделим от этой процессуальности.
Художественная ткань фильма — совершенно диссипативная, т. е. открытая и саморазвивающаяся система мотивов, символов, знаков. Его природа семиотическая, а, значит, нацелена на активное и столь же открытое постижение.
Я говорю «художественная» неслучайно, т.к. в нем есть некая сверхзадача, но специфика ее в том, что она самоорганизуется у нас на глазах и при нашем активном участии, поэтому нацелена на разночтения, на разнородное внимание к различным деталям, на субъективную актуализацию смыслов. Иными словами, в постмодернизме каждый волен прочесть (точнее, прочувствовать, бессознательно угадать) свой смысл, в нем нет иерархии компонентов, как нет сюжетно-композиционного единства, привычного и простого.
Именно поэтому его очень трудно будет воспринимать тем, кто находится во власти традиционных метанарративов (сюжетов, архетипов), тем, кто привык воспринимать жизнь сквозь призму литературных «историй», имеющих начало, конец, кульминацию и конечную цель, конечный финал. Это произведение не только с открытым финалом, оно, если так можно выразиться, с открытой завязкой, открытой кульминацией, открытым сюжетом и композицией).
Идея, организующая материал, проста и сложна одновременно, ключом к ней является мотив «асимметричной простаты», символизирующей природное, независимое от воли и разума человека начало, обусловленностью которым мы давно и последовательно пренебрегаем.
Итак, идея: когда-то человек пришел в этот мир организованным по тем же законам, что и природа, но единство это было последовательно и целенаправленно нарушаемо в ходе всей истории цивилизации, смысли пафос которой был в улучшении условий жизни, в нашем максимальном комфорте и максимальной независимости от природных процессов, в отчуждении от них. Человек создал свой мир, альтернативный природному, построенный на расчете, графиках, абстрактных понятиях, потерявших реальную связь с реальностью: об этом говорит самый первый собеседник Эрика, когда упоминает о нереальности собственного самовосприятия. Эрик — часть верхушки этой новой пирамиды, он из тех, кто возвел ее и кто, как может показаться, управляет ею. Но к концу фильма нарастает критическая масса абсурда: за окнами лимузина бушует хаос, а внутри него — царство чистого разума. Между ними — разрыв, пропасть. Антипод Эрика, его убийца и его же ученик формулирует идею, которая постепенно складывается из разрозненных впечатлений, из откровений женщины-теоретика, из естественных позывов организма (сон, еда, секс, испражнения), из непредсказуемого поведения юаня: этот созданный чистым разумом человека мир отчуждается от его создателя и начинает самоорганизовываться по тем же нелогичным (природным), асимметричным(!) законам, что и тот, изначально покинутый человеком и отторгнутый им мир природы. И поэтому мы снова оказываемся перед лицом тьмы, и нам предстоит вновь преодолеть ее, либо быть ею поглощенными (последний кадр).
Cимволичен в этом плане эпизод похорон известного рэппера, сопровождающийся незабываемо прекрасным саундтреком. Этнокультура — последний оплот того самого изначально единства человека с миром, она еще пытается сохранить в генетической памяти человека цивилизации образ этого единства. Кроненберг шикарно обыграл эту сцену: над смертью певца рыдают антиподы — белый рафинированный молодой миллиардер и немолодой ниггер, черты лица которого абсолютно противоположны идеальной красоте Эрика-европейца. Этот прием настолько очевиден, что не может не запустить в сознании даже самого наивного зрителя мысль о том, что их объединяет. Оба они рыдают над утратой того самого изначального единства, оба они чувствуют свое одиночество перед лицом неукрощенного Хаоса.
Символ «голой абстракции» — крыса, которая готова выполнять роль дензнака, высшей ценности этого мира, потому что деньги, на которых он построен так же лишены морали, враждебны человеку и первые готовы сбежать с тонущего корабля-мира, повергнув его в кризис. Лимузин — символ мира, утратившего человечность и деражщегося на голых позывах плоти и разума.
Жена отказывает Эрику в близости, но готова поддержать его финансовые проекты, т. к. понимает, что брак — их брак — и брак вообще — такая же абстракция (крыса!), договор, конвенция абсолютно разных и чужих друг другу людей. Она уходит в свой вымышленный книжный мир, потому что он единственный сохранил видимость реальности и смысла, потому что реальность в нем завершена, эстетизирована поэтом и потому небессмысленна, хотя бы в рамках заданной парадигмы.
Убийца Эрика — его двойник, у него тоже асимметричная простата, он тоже готов мыслить нестандартно, т. е. способен преодолеть хаос и уловить в нем очертания неких закономерностей иного, нетрадиционного порядка. Его бесят благополучные обыватели, жующие и отдыхающие на зеленых лужайках, потому что им не дано, или они просто не хотят взглянуть в лицо миру напрямую, не сквозь призму традиционных сюжетов, которые единственно способны дать видимость смысла. Эрик его враг, потому что украл у него эту идею, но опошлил ее, т. к. в конце концов внял голосу разума, а не своей простаты.
Эрик прекрасно исполнен Паттинсоном, он не вызывает слезливого сочувствия и сожаления, хотя его путь -это путь к саморазрушению, распаду. В начале он активно противостоит этому, но потом озвучивает простую и важную мысль: мы все умираем. И если жизнь — это путь к неизбежной смерти, то противоестественно сопротивляться этому процессу, противоестественно нанимать полк охранников, каждый из которых потенциальный предатель, противоестественно каждый день обследовать свой организм, подверженный процессу распада с момента рождения, противоестественно стрелять в своего убийцу. Надо прислушаться к ритму этого мира, отдаться его опасностям и радостям, и тогда, возможно, ты не просчитаешь, а угадаешь движение юаня, крыс, собственной жены и твоя жизнь обретет утраченный смысл, точнее, не обретет, а будет постигать его каждую секунду, потому что он не статичен, он изменчив, он нелогичен.
Когда читаешь роман — почти невозможно представить это на экране,
Когда смотришь фильм — почти невозможно представить его в форме романа.
Два достойных друг друга, самостоятельных артефакта…
P/S Паттинсон дотянул до Кроненберга, но не переплюнул его.
Cтавлю
10 из 10 за «прямое попадание в цель» |
